(Лика. Сейчас). (Лика. Сейчас)
(Лика. Сейчас)
Отыгравшая роль древнегреческого хора Каринэ кинулась на шею младшему сыну.
— Вай! Дгас эрал!* К матери своей вернулся!
— Это ваш муж-многоженец? — поинтересовался Шейх.
— Нет, — кокетливо открестилась Алина и указала на меня пальцем. — Это только ее муж.
— Бывший, — честно добавила я. Кокетничать с нашим Высочеством в мои планы не входило, но необъявленная соревновательность с моей последовательницей бодрила. Не уступать же пальму первенства Алине. Еще чего! Так и тонус можно потерять. Я и так за полгода вынужденного простоя изрядно его потеряла.
— Ничего не понял! — признался Шейх.
— И не поймешь, дорогое Высочество. Ты на каникулах, вот и расслабляйся.
Все, включая Шейха, суетились вокруг свекрови — редкостное умение заставить весь мир крутиться вокруг собственной персоны! А я поглядывала на второго «бывшего», которого пятилетку не видела. И понять своих ощущений не могла.
Изменился — не изменился? Рада я ему — не рада? Жив, и слава богу. А остальное?
Сердце не вырвалось из груди, не забилось в дикой лезгинке, как прежде, не поскакало вперед меня. И током меня не шибануло. Энергетическое поле Тима, попадая в которое, я раньше превращалась в другого человека — не могла жить, дышать, говорить, — теперь на меня не действовало.
Прежде много лет подряд при любом исчезновении Тимки я натуральным образом заболевала. И врачи, старательно приводимые всей русской родней и армянскими соседями, не могли определить, что со мной — умирает! Полная сил молодая девчонка умирает, да и только. И при появлении Тимки я так же запросто могла ожить.
Один раз, с непонятым медицинскими светилами всей Нахичевани диагнозом отлежав месяц в больнице, не в силах оторвать голову от подушки, я столь же непостижимым для врачей способом встала, умылась, причесалась, накрасилась и своими ножками пошла домой, чтобы в больницу больше уже не возвращаться. Целый месяц я не могла ни есть, ни пить, ни дышать, мне физически было больно дышать, при каждом вдохе словно несколько кинжалов впивались в межреберье. И чувствовать не могла. Только по ночам, когда соседки по палате спали, брела к горящей лампочке на посту дежурной медсестры и на обертках от упаковок медикаментов накрученной на спичку ватой, обмакнутой в сильный раствор марганца, рисовала свою больную душу. Кипа выцветшей теперь уже истерики на бумаге, которую позже я никогда не могла ни посмотреть, ни перебрать. Стоило открыть картонную папку, как на меня вырывался такой поток боли, что сил переносить его и спустя много лет не находилось. И только недоумение оставалось — как же я после такой боли выжила? Но выжила, и встала, и пошла.
Необъяснимое для медицины выздоровление произошло для самой меня вполне объяснимо — Тимка прислал мне лукошко клубники с запиской: «Верблюжонок, жду тебя на нашем месте!» Разве после этого я могла не встать. Пока шла от больницы до дома, последние признаки загадочной болезни испарились, будто их не было. И на глаза суженому явилась уже во всей красе своих восемнадцати лет.
Почему и когда Тимур прозвал меня Верблюжонком, уже не помню, но то, что живого верблюда он в глаза не видел, это точно. После вчерашнего падения с верблюда свое давнее прозвище я вспомнила с содроганием. Синяки у меня на ногах и спине постепенно превращались в иссиня-зеленые пятна, но даже на эти пятна Тим смотрел теперь с давно забытой нежностью.
Он стоял передо мной, дважды любимый и единожды разлюбленный, нормальный живой Тимка. А я не чувствовала ни прежней злости, ни прежней любви. Ничего, кроме облегчения, не чувствовала — ну, слава богу, хоть этот жив!
Когда полностью отыгравшую свой акт Каринэ удалось усадить на диван, напоить валокордином и хоть как-то утихомирить, Тимур смог объяснить то, что он мог объяснить.
Кинг-Конг нашел Тима почти там, где я его заметила вчера вечером. Отправив людей Шейха во все отели Дубая, он уже спустя неполный час знал, что этот русский остановился в «Интерконтинентале». Моего второго благоверного признал швейцар, больше похожий на Гулливера в стране лилипутов.
— Ой, знаю я этого портье! Главная туристская достопримечательность. Сама с ним фотографировалась, я ему ровно по пояс! — радостно подтвердила Алина. — Да что там я, Киркоров в этом отеле останавливался и с этим головорезом фотографировался, видела, как Киркоров ему до плеча не дотягивается!
И стоило Тимуру подняться в свой номер, как он был упакован и под охраной Кинг-Конга, чьи параметры немногим уступали параметрам Гулливера, отправлен пред ясны очи Шейха. И наши тоже.
Теперь Тимур сидел за деревянным столом посреди родной кухни и рассказывал:
— Ашот ни при чем. А вот супруга его...
— Говорила же, что эта твоя Элька позы ахчих! — выразительно поглядела в мою сторону свекровь, за годы жизни с которой я прекрасно знала почти матерный перевод данного высказывания.
Шейх, на которого дома и глядеть долее двух секунд было нельзя и с которым разговаривать можно было только шепотом, с удивлением вслушивался в обычную для нашего двора истеричность. И только улыбался — чтобы так не обращать внимания на Его Высочество, как мы теперь не обращали! Вот это уж настоящие каникулы!
— В день, когда мать позвонила, что Ким пропал, я пришел посмотреть, что можно сделать с сараем, а тут и Элька приехала. Обскакал тебя, говорит, братец, как водится. Думаешь, Кимчик пропал? На самом деле это розыгрыш, чтобы ваша любимая Лика заволновалась и рванула его искать. А ты, то есть я, как всегда, в дураках, у старшего брата в запасных. Тебе остается снова плестись в хвосте Кима. Будешь сопровождать Лику в ее поисках и любоваться, как она переживает по поводу твоего исчезнувшего брата. Пусть уж лучше она о тебе переживает, я, говорит, знаю, что делать! Надо устроить так, чтобы ты исчез. Трудная профессия, журналистские расследования, постоянные угрозы! Мало ли что в твоем деле случиться может. Представим дело так, что и ты пропал. Лика заволнуется, искать тебя прилетит.
Посмотреть в мою сторону Тимур не решался. И правильно делал. Сгорел бы от одного моего взгляда! Испепелился бы!
У меня внутри все кипело от злости. Ну, удружили! Бывший любимый муж и лучшая подруга! И я как дура по пустыне за ним ношусь, песок глотаю, тогда как вместе с Женькой давно должна Оленика с нар вытаскивать!
Дабы невываленная на Тимура злость не поглотила меня целиком, демонстративно села к нему спиной и стала шепотом на ухо Шейху переводить все рассказанное. Но, вероятно, рот мой оказался в неподобающей близости от высочайшего уха, иначе Кинг-Конг и Алина не дернулись бы столь выразительно. Кинг-Конг по долгу службы, Алина по вечному долгу соперницы.
— Элька сказала, что в тот же вечер отправит меня в Эмираты снимать для своей турфирмы проморолики о вип-курортах. «Отдохнешь там, оттянешься и подзаработаешь заодно, а здесь само все и уляжется». Улеглось.
— Тентек*, — от пережитого сама вдруг сбилась на армянские ругательства. И, не переводя сказанное в ухо Шейху, добавила: — Обо мне ты не подумал, ладно. Вернее, подумал. Заранее радовался, что волноваться буду. А о матери, о бабке старой ты не подумал? Если бы Ида концы отдала, в ее-то девяносто два года, на чьей это было бы совести?! «Прогноз погоды» свой лучше волноваться заставлял бы!
— Подождите ссориться, — утихомирил всех Шейх. Мудрый мужчина. Неслучайно целой страной, хоть и маленькой, зато очень нефтяной, правит. — Если исчезновение второго мужа организовала ваша подруга и если она имела доступ к факсу в доме ее мужа и даже сама привозила записки с переводом завещания жены Надир-шаха, значит ли это, что она причастна и к исчезновению вашего общего мужа? И она ли организовала сообщение в полицию об угрозе теракта, чтобы чуть-чуть подорвать ваш, как вы называете... — Шейх чуть напрягся и выговорил: — Zarai!
— Она могла! — заверила все еще утопающая в диване Карина.
— И могла факсы прочесть. Догадаться, что стена, о которой написано в переводе, это наш сарай, — ненавидящая и этот двор, и все, что с ним связано, Алина в пылу алмазного блеска снова перешла на «наш». — Сплавить куда-то Кима, потом, увидев, что доламывать сарай взялся Тимур, убрать и его, а затем организовать звонок в милицию — теракт! угроза! эвакуация! И руками своего Ашота организовать разбор стен. И присвоить себе наш алмаз.
Снова «наш». А Элька, неужели могла? Новоявленный «оборотень в погонах» Михаська Платонов еще вчера руководил эвакуацией моих свекровей из этого двора, где безо всякого присмотра оказывался драгоценный сарай. А судя по тому, что его человек без всякого уточнения адреса привез меня точно в дом Асланянов, школьной связи с Элькой он не утратил.
— Нужно Эльку сюда выманивать!
— Что ее выманивать! Послать к ней этого душегуба! — мечтательно произнесла свекровь, указав на Кинг-Конга. — И дело с концом.
— У Ашота своих Кинг-Конгов завались. Но Эльку я тридцать лет знаю. Не смотрите на меня так и не врите, что это больше, чем я на свете живу. Живу больше, но ненамного. Мы с ней в детском саду на раскладушках рядом спали. Тогда отдельных спален не было, и на тихий час в общей комнате раскладушки разбирали. Ряд девочек, ряд мальчиков, а к Эльке с мальчикового ряда Игорь Данилов целоваться лазил.
— Нельзя ли без мемуаристики, — оборвала меня свекровь.
— А если без мемуаристики, то Эльку я лучше вас всех знаю. С ней надо рубить сплеча.
И, набрав номер лучшей подруги, без предисловий сказала:
— Ну, мать, ты и влипла! Греби скорее к моим свекровям. Тимура сюда уже доставили!
И повесила трубку.
Пока я звонила, Шейх еще раз внимательно посмотрел на висящую на стене фотографию Кима.
— Где же я его видел?! Причем совсем недавно...
Элька появилась во всем блеске. На красном «Феррари», в таком же красном умопомрачительном мини, выразительно обтягивающем формы — а-ля Ля Гулю. Судя по тому, как Шейх смотрел на Эльку, и этот оказался поклонником Тулуз-Лотрека.
— Ну, бл... я, бл...! Ну что меня теперь, убить? Или изнасиловать? На последнее согласна!
Горбатого могила исправит, а Эльку и она не переделает.
— Обидно стало. Почему одним все, другим ничего! Вокруг тебя два таких мужика всю жизнь гарцуют, света белого не видят, баб других не видят, друг друга поубивать готовые...
— Э-э, насчет других баб, это ты полегче! — попробовала защитить свое реноме Алина.
— Молчала бы уж! — оборвала «вторую моего первого» Элька. — Все знают, что на тебе Кимка с горя женился, как и Тимка на своем «циклоне с антициклонами», оттого, что их Лика бросила. Скажешь, что не так, Тим? Сами знаете, что так. Жаба меня душить стала, что Лике все, а мне один карлик, убить за любой взгляд на сторону готовый. Вот и завелась. Прости, подруга! Ничего плохого тебе не хотела, так, перчику чуток добавить.
«Да уж, добавила», — подумала я, и услышала радостный, почти детский смех нашего Высочества. Это обиженная Алина допереводила Шейху высказывание «одним все, другим ничего», и, сопоставив Элькину «Феррари» с нашими «трущобами», Его Высочество сочли возможным искренне расхохотаться.
— Мне недавно анекдот рассказали...
— Особы королевской крови еще и снисходят до анекдотов?
— Этот анекдот как раз для особ королевской крови. Плывет мультимиллиардер...
— Арабский шейх?
— Может, и арабский шейх, плывет на своей яхте. Вокруг толпа обнаженных блондинок... — говорила же, что арабские высочества на блондинок тянет, стало быть, совсем я не в форме, — ...лучшие вина, самые дорогие сигары. Он сидит на корме под навесом со специальной системой кондиционирования открытого пространства с удочкой последнего образца. Видит, где-то внизу мимо его огромной яхты проплывает старая прохудившаяся лодка, в которой под палящим солнцем сидит нищий оборванный рыбак. И вся его лодка доверху полна рыбы. Смотрит на этого нищего мультимиллиардер и восклицает: «Всегда так — одним все, другим ничего!»
А наше-то Высочество с чувством юмора оказалось!
— Ничего, Ваше Высочество, не дрейфь! Это у вас в странах миллиардные состояния — как крест, навсегда. У нас этой тяжести в два счета лишиться можно. На счет раз — ты в Бутырках. На счет два — у тебя заблокированы все счета.
— А что потом? — не понимает Шейх.
— А потом — исключительно «спор хозяйствующих субъектов». Или «равенство всех перед законом». Все равны, но один обязательно равнее. Или «равноудаленность олигархов»...
— «Равноудаленность» — это как? — с трудом выговаривает незнакомое ему слово Шейх.
— Это когда один равноудален в Бутырку, а другой в «Челси».
— «Челси»? — переспрашивает англизированный Шейх. — О да! Во время матча с «Арсеналом» я был в ложе господина Абрамовича...
Прочие рассуждения о горькой мультимиллиардерской доле прерывает конкретный вопрос Каринэ.
— Один, слава богу, нашелся, — свекровь указывает на Тимура, — а второй-то где?
— Не знаю! — отзывается Элька. — Честно, не знаю, где Ким. Я его сама в аэропорт отвезла.
— Как в аэропорт?!
— Когда?!
— В тот же день, часа через два после того, как факс ему передала, еду, смотрю, он машину ловит. Вот и отвезла. Прямо к московскому рейсу. Еще привет тебе передала, — Элька кивнула головой в мою сторону, — а Тимура уж потом в Эмираты спровадила.
— Пора в Москву! — делает вывод Шейх. — Зачастил я в вашу столицу. Недели не прошло, как был в Москве.
Кинг-Конг, опережая приказания, звонит в аэропорт, проверить, готов ли шейхский «Боинг» к вылету. И правда, неплохо бы в Москву. Мальчишек первого сентября в школу проводить да Оленя спасать.
Мой «Тореадор» вливается в течение мыслей.
— Вы помните, что я у вас последний день работаю?! — вопрошает Сашкина и Пашкина няня.
Мамочки родные! Я и забыла, что вместе с летом и моя нянька кончается, с мужем-шабашником возвращается к себе домой в Молдавию, «своих детей заводить». Думала в конце августа ей замену подыскать. Подыскала! Не сидеть же теперь дома! И так работу запустила, ребята мои в дизайн-бюро за меня отдуваются, но за собственный бренд «Ахвелиди» самой отдуваться надо. И Оленя спасать! Сейчас главное — Оленя спасать! Но кто первого сентября будет детей из школы забирать, на футбол, на рисование тащить? Не Каринэ же! Хотя почему не Каринэ?
— Мам, я Аню с соседней дачи на велосипеде катал, а Сашка нас дразнил «тили-тили-тесто». А потом врезался в нас, и мы в лужу упали! — кричит уже вырвавший трубку из нянькиных рук Пашка. Мне только братской ревности в сыновнем исполнении не хватало, мысленно ужасаюсь я. Но младший сын, уже забыв про незнакомую мне Аню, кричит дальше: — Мам, бионикла купила?
— Бионикла не купила, зато твой папа нашелся.
— Папа? — переспрашивает ребенок. — Папа это хорошо, а как же бионикл?
— Его папа нашелся, а мой где?! — оттесняет младшего брата от телефонной трубки Сашка. — Почему одним все, другим ничего?
Впору ребенку шейхский анекдот пересказывать.
— И твой найдется! — утешаю я. — Вам что, одной меня мало? На радость вам еще и бабушку привезу!
— Бабушку Дашу? — хором интересуются мои чада, имея в виду мою маму.
— Бабушку Каринэ! Вот уж вам мало не покажется!
Может моя античная свекровь в случае экстренной необходимости временно поработать бабушкой? Не терять же Оленя из-за ненанятой няньки!
— Так, Каринэ! — вспоминаю, что разговаривать со свекровью без ущерба для собственной психики у меня получалось только тогда, когда я делала это в приказном тоне. — Нянька твоих внуков не выдержала, уволилась.
— Папины копии! — настораживающе ласково произносит свекровь.
— Посему час на сборы — и первой лошадью в столицу! Будешь бабушкой работать, пока я Кима искать стану и новую няньку найду. — Про спасение Оленя сейчас благоразумнее молчать.
— У меня же начало учебного года! Лекции! — пробует возражать не привыкшая к приказному тону свекровь, но по ее глазам я понимаю, что она уже сдалась и готова ехать.
Я сама не слишком уверена, что готова везти ее с собой на свою голову. Но другого выхода нет. На всякий случай кладу на чашу свекровиного выбора последний аргумент:
— Тебе кто дороже, Агамемноны или внуки?!
— Они еще, между прочим, твои дети! — важно замечает Кора, но отправляется собирать вещи.
— Но если Элька хотела только пошутить и вас всех разыграть... — тем временем продолжила Алина.
— Ничего себе, розыгрыш! — даже из-за закрытой двери своей комнаты успевала свекровь комментировать.
— ...если Эля ничего плохого больше не делала, то где алмаз? Или это тоже только розыгрыш? Придумал Ким шутку с якобы раскопанным завещанием, а я как дурочка повелась? Где алмаз?
— А где Ким, тебя не интересует? — спросила я у следующей по счету жены все еще не найденного мужа. Ответила Элька:
— Я честно не знаю, где Ким. Думала, Ким у Лики. А когда ты появилась и сказала, что оба мужа пропали, то не знала, что и подумать.
— С чего ты решила, что Ким ко мне полетел?
— К кому же ему еще лететь?! Глаз его я, что ли, не видела!
— Ты кому-нибудь говорила, что Ким, по твоему разумению, ко мне полетел?
— Ашоту в сердцах брякнула. В тот же вечер не выдержала, говорю, что Лика как медом намазана. «Сколько лет как мужика бросила, а он из стены алмаз выкопал и ей дарить повез!»
— С чего ты решила, что он алмаз выкопал?!
— Так он мне в машине показал камень, весь в старой глине. Ким его и отчистить не успел, сразу к тебе понесся. Желтоватый такой, большой камень. — Элька соединила большой и указательный пальцы в колечко, показывая размер камня. Преувеличила, наверное.
— Топаз, — квалифицированно заявил Шейх.
— Теперь и я думаю, что топаз, — бриллиантов я, можно подумать, не видела! — Элька плотоядно взглянула на бриллиант в кольце, скрывающем змею на пальце Его Высочества, и, с трудом оторвав взгляд, заверила: — Видела, знаю! Но тогда вторая часть факса с переводом про топаз еще не пришла, вот я и думала, что алмаз. И Ашоту так сказала.
— А вторую часть перевода записки Ашот видел?
— Нет. Я с ним в тот вечер поругалась. Коньяк, спрашиваю, куда спрятал, а этот карлик какому-то козлу в Москву названивает, задержать кого-то просит...
— Какому козлу? — не понял Шейх, видимо, Алина в расстроенных чувствах перевела дословно.
— Хрен поймешь разборки их бандитские. Кричал в трубку: «Прне! Прне!» — это по-армянски «задержи», — вежливо перевела Шейху Элька. — И еще кричал: «Кайл! Кайл!» — что по-армянски значит...
— ...«волк!» — досказала за Эльку собравшая свои вещи свекровь.
