Елена Афанасьева // ne-bud-duroi.ru

(Женька. Сейчас). (Женька. Сейчас)

(Женька. Сейчас)

– Давай, Лешка, давай, разворачивайся скорее! Увезут же девчонок, следа не останется! – вопила я, умоляя Оленева шевелиться быстрее. – Давай! Вон же он, этот черный урод, из поля зрения исчезает! Сейчас вывернет на Рублевку, и ищи-свищи его!

Разворачивался Лешка куда медленнее, чем мне хотелось бы. Сказывался добрый десяток лет, когда на машинах он ездил с водителями, охраной и джипом сопровождения. Занесенные снегом и под завязку забитые автомобилями московские улицы с водительского места он явно видел впервые – в те давние времена, когда Лешка ездил за рулем сам, таких пробок в Москве еще и в помине не было.

– Давай, я за руль сяду! – не выдержала я. Девочка моя внутри от нетерпения тоже пиналась пятками и локотками. – Я хоть и с животом, но практики экстремального вождения у меня побольше. Летом на Калужском шоссе и не такое выделывать приходилось!

Но Лешка отдавать мне руль не собирался.

– На себя посмотри, преследовательница! Горишь вся! У тебя не температура?

– Какая там температура! Просто перепад из жары на мороз и обратно! И нервы еще – то ребенка украдут, то двух женщин. Давай скорее! Давай, на желтый проскакивай! Уйдет, гад!

– Нервов тебе только не хватало! Рожать сейчас с перепугу начнешь, а рожать тебе еще нельзя. Рано. Да и врачиху твою украли!

– Вот я и спешу ее догнать, чтоб было с кем рожать! Давай, Лешенька! Давай! Уйдут же!

Господи, как я ненавижу это правое место пассажира! На нем любая дорога в три раза длиннее, любая пробка в пять раз бесконечнее и любой водитель рядом в тысячу раз тупее, чем в твоем представлении был бы на том левом сиденье ты сам. Прошлым летом за рулем я и не такие кульбиты на Калужском шоссе выделывала. Тогда почти такой же четный джип, только в тот раз то был «Гелентваген», а не «Шевроле», выталкивал меня в кювет. А я, разгоняясь то обычным, то задним ходом, устраивая массовые аварии и влетая в масляные пятна, уходила от погони. И ушла. И почти не испугалась, потому как пугаться не имела права – я же была за рулем. Теперь не я уходила, а мы сами устремлялись в погоню, и за рулем была не я, а Лешка, явно ловивший кайф от адреналина, впрыснутого в его кровь.

«Шевроле» уходил. Мы догоняли. Если протискивание в бесконечных московских пробках можно было назвать погоней.

– Может, в милицию позвонить, заявить, что двух женщин украли. И номер того «Шевроле» назвать, чтоб на ближайшем посту его задержали?! – предложила я.

– Ты номер запомнила? – осадил меня Лешка. – Нет? И я нет. Сыщики из нас с тобой никудышние. Отсюда номер не видно.

– А просто попросить, чтобы «Шевроле» задержали?

– Так они и кинутся задерживать! – После собственного уголовного дела верить в отечественную правоохранительную систему бывший олигарх Оленев не желал. – Скажут, что заявление о пропаже человека принимается через трое суток в отделении милиции по месту прописки. Еще гадко намекнут, что наши подружки сами в «Шевроле» прыгнули. Так что жди трое суток или не предлагай всякой чепухи.

– А если сейчас тормознуть и любому гаишнику денег дать, чтоб он по рации предупредил и на другом посту «Шевроле» стопорнули. Мы до того поста доедем, и еще там денег дадим, а? – продолжала предлагать чепуху я.

Лешка задумался, просчитывая, насколько эффективен подобный ход.

– Можем попробовать…

И притормозив около замершей на разделительной полосе Кутузовского проспекта ближайшей машины ДПС, опустив секло, стал что-то быстро говорить краснощекому – все они на морозе кровь с молоком – менту.

Что именно говорил, я не слышала. Лешка приказал будущей матери с головой завернуться в свой пуховик, чтобы не замерзла. Я и не мерзла. Мне, напротив, было жарко. Так жарко, что сил уже не было. Жарко и как-то опаленно. Словно внутри меня какой-то сосуд с ядовитым веществом разгерметизировался и теперь грозил пролиться. Пока только вредные испарения начались, но еще пара рывков нашего джипа, несколько крутых виражей, когда эта погоня выйдет на менее запруженную часть шоссе, и странный сосуд внутри меня может перевернуться. Или лопнуть. И отравить все внутри. Включая мою девочку.

Мобильный запиликал, как всегда, кстати.

– Не родишь ты своего выродка…

– Слышала уже, – огрызнулась я, нажимая отбой. И без этих угроз тошно.

Лешка тем временем успел о чем-то договориться с краснощеким ментом. Не заметила, сколько опальный олигарх отстегнул стражу порядка на дорогах и успел ли Лешка, который еще год назад в силу своего недавнего величия понятия о реальной стоимости живых денег не имел, разобраться, сколько теперь положено отстегивать ментам.

Наверное, успел или по своей недавней олигаршьей привычке действовал по принципу: «Много – не мало» - по крайней мере краснощекий козырнул и махнул полосатым жезлом, останавливая другие машины. Дальше наш «Магеллан» двигался по относительно пустой разделительной полосе.

– Давай, Лешка, давай! Пока ехать можно! – взмолилась я.

– «Давай! Давай!» – передразнил Оленев. – Не дорога, а сплошной каток. И всякие уроды тоже на разделительную лезут. Разогнавшись, твоим «Магелланом» машин двадцать можно всмятку смять. Далеко мы тогда уедем.

Телефон запиликал вновь.

– Да пошла ты, Лиля, со своими угрозами! – не выдержала я. Но сорвалась зря. Это была не Лиля. Из трубки донесся голос пьяненького Макса.

– Жень, а ты не знаешь, где Маринка?

– Украли твою Маринку! – огрызнулась я.

– Как украли? – не понял политтехнолог. – А Игорька спать кто будет укладывать?

– Сам и уложи, папаша! Хотя толку от тебя, как от козла… Ты хоть что-то, кроме своих политтехнологий, соображаешь?!У тебя утром сына украли, вечером жену с подругой. Подумал бы лучше, кому на хвост наступил…

И не договорив, нажала отбой. На разделительной полосе, по которой мы пробирались, виднелась следующая машина ДПС. Здесь коллеги нашего розовощекого обещали стопорнуть «Шевроле». Но «Шевроле» рядом с ними не было. Напротив, черный монстр торопливо скрывался из виду по все той же разделительной полосе, только намного впереди, а менты уже торопились остановить нас.

– Почему они его не задержали, а нас останавливают?! – не поняла я, но Лешка сообразил быстрее.

– Игра у них такая! Народная милицейская забава «Кто выжмет больше денег». Мы тому денег дали, «Шевроле» этому…

– Но мы этому тоже обещали…

– Значит, черный урод больше дал.

– И что дальше?!

– Дальше он будет нас задерживать, обвиняя в нарушении правил дорожного движения…

– Только этого не хватало! – расстроилась я. Но тут же сообразила. – Не задержит.

– Почему? – не понял Лешка.

– Кричи, что жену в роддом везешь. Говори, что у меня схватки, боишься, что рожу прямо в машине. А я куртку расстегну, чтоб живот заметнее был, и кричать погромче буду. Только быстрее с ним договаривайся, а то я «Шевроле» уже еле вижу. Давай! – скомандовала я, и только Лешка остановился около очередного гаишника, заорала:

– Мамочки! Мама! Ой! Ой!

– Жена рожает…– перепуганно и как-то не слишком уверенно бормотал Лешка. Сразу видно, что ни одну из своих бывших жен сам в роддом не отвозил.

– Ой, Ой! Господибожемой! За что! Ой! Ой!– вопила я, ужасаясь тому, что вместо изображаемых схваток в животе моем наступила странная тишина. Будто все замирало и каменело. Но совсем неправильно каменело, не так, как в те разы, когда Марина уверяла меня, что это подготовка к родам. Каменело, будто бетономешалку на мой живот перевернули и все застывает, чтобы не шевелиться больше никогда.

– Ой, – вопила я. – Живот!

– Уже хватит! – трогая с места и поднимая оконное стекло попытался остановить мой спектакль открестившийся от ментов Лешка.

Но это был уже не спектакль.

Острая резь пронзила верх живота и тут же перешла в давящую тупую отдающуюся в спине боль в левом боку. И стало так жарко, что я почти не могла дышать.

Губы в полсекунды опалились то ли от сегодняшнего февральского ветра, то ли от жара, сжигающего все внутри меня. И явственно почудилось, как что-то грязное, отравленное, нехорошее из того левого бока разливается по всему моему существу. Еще чуть, и накроет мою девочку.

Господи, сейчас это накроет, отравит мою девочку! И никаких угроз от Лили или не-Лили не потребуется. Все ужасное с собой и своей девочкой я сделаю сама. Господи, сохрани!

– Держись, Савельева, слышишь, держись! Сейчас развернусь! – Перепуганный Лешка готов был крутануть через две сплошные, но плотность потока в час пик не давала ему шанса так беспредельно нагло нарушить.

– Развернешься и что?! – еле выговорила я. – Врача моего все равно этот гад похитил! А к другому врачу, в другую больницу мне никак нельзя. Ой, мамочки, родненькие, что ж так жарко.

Уже расстегнула пуховик, давно стащила шапку, готова была и сапоги стащить, но понимала, что преследования черного монстра уводят нас в сторону, противоположную от центра, а мне, напротив, надо в центр, поближе к дому.

– Лешк, давай, ты меня высадишь, а сам этого гада не упустишь! Обещай мне, что не упустишь!

– Сдурела! С таким жаром беременную я тебя на улице брошу!

– Не бросишь – оставишь.

– Одну на дороге?!

– Я машину поймаю и домой доеду – в центр все движется намного быстрее, это из города сейчас пробки. Я быстро доеду. А ты Маринку с Ланой не упустишь, догонишь и ко мне привезешь. Нельзя их бросать.

– Никто их не бросает! Но ты сейчас важнее! Родишь еще в сугробе на улице!

– Не рожу. Это не схватки. Я точно знаю – это не схватки. Даже не ложные схватки, мне Маринка разницу объясняла. Кишки какие-то забунтовали, думский кофеек не так переварился. Я дома тихонечко отлежусь, но-шпу выпью. А девочек бросать нельзя.

– Ох, навязались твои девочки на наши головы! То ребенка у них воруют, то их самих! Приспичило тебе сеанс психологической разгрузки для меня устраивать! – проговорился деликатный олигарх. Конечно, Лешка не дурак. Понял, что я Ланку по его душу притащила, но весь день старательно притворялся, что искренне верит в случайность затеянной мною акции по психологическому спасению друга.

– Никто же больше не знает, что их похитили. И кто спасать их будет? Политтехнолог этот великий? Да он зад свой от дивана без предварительной проплаты не оторвет! Он и сына своего искать не бросился! И про Маринкино похищение узнав, спросил только, кто сына спать уложит. А про Ланкиного мужа я давно ничего не слышала. Помнится, был какой-то то ли Эдик, то ли Вадик, но в последнее время она о муже вообще не упоминала. Кроме тебя и спасать их некому. И я перед родами оставаться без Маринки боюсь. Лешик, давай, скорее за ними! А, Лешенька! Я сейчас прямо здесь, на разделительной выйду – беременную женщину на ту сторону пропустят и подберут. Хочешь, я с тобой по мобильному все время разговаривать буду. Вот, смотри, набираю номер, вот…

Джойкин мобильный запиликал у опального олигарха в кармане. Сама, чтоб Лешка не отрывался от сколькой дороги, вытащила телефончик, нажала на кнопку ответа.

– Видишь, мы с тобой уже разговариваем! И разговаривать можем, пока на счету денег хватит. Тормози. Тормози, пожалуйста.

С большой неохотой, но все же стараясь не упустить из поля зрения ускользающий «Шевроле», Лешка затормозил.

– Телефон выключать не вздумай! Все время разговаривай, чтобы я слышал твой голос! Как Маринку твою догоню, сразу ей трубку дам, чтоб она тебе сказала, что делать…

Последние слова уже тонули в фырчании срывающегося с места «Магеллана». Фу, какая гарь, дышать совершенно невозможно. Я и так во время беременности совершенно не могу дышать в центре города, а тут еще посреди дороги с двух сторон в десять рядов забитой испускающими свои газы автомобилями.

– Ты машину поймала?! – донесся из моего невыключенного мобильного требовательный голос Лешки.

Понятно, как моему бывшему однокласснику удалось огромную деловую империю построить. После такого вопроса ничего не остается, как бежать выполнять.

Я и побежала. Точнее, скрючившись, держась одной рукой за живот, где почему-то перестала пинаться моя девочка, а другой за спину, в которой, как мне казалось, разливался какой-то отравляющий все живое сосуд, пыталась перейти на другую сторону шоссе. Чтобы ловить машину рук уже не оставалось.

– Ловлю, ловлю! – соврала я, чтобы Лешка не дергался, а гнал за черным монстром. – Что у тебя?

– Гонимся. Уже из города выезжаем! Ты машину лови!

Я и ловлю. Если мою скрюченную на обочине фигуру можно было принять за голосующего пассажира. Я почти сижу в снегу, не в силах поднять руку. Наверное, надо набирать «03». Или «03» было во времена моей молодости, а теперь все поменялось и у всех служб спасения единый номер, а какой, убей не помню. Ну да все равно по таким пробкам ни одна «Скорая» до меня не доедет. А если доедет, то мне же хуже будет. Что там говорила Марина?! С моими почками и моей датой рождения… «Устроят искусственные роды, и скажут, что спасали мать…» Пугающий Маринкин голос звучит в ушах.

– На трассу вышли, – докладывает Лешка. – Ты машину поймала?

– Поймала, – вру я, прикрывая ладонью трубку, чтобы уличный шум не выдавал мою ложь. – Что у вас?

– Гонимся. Скорость уже сто восемьдесят, а этот черный урод все прибавляет. Шумахер доморощенный. Савельева, ты меня слышишь?

– Слышу, слышу. Ты гонись.

«Спасали мать…» А зачем мать, если не будет дочери? Жить зачем, если девочки не будет?

Нельзя мне «Скорую»… Даже если это почка. А это, наверное, почка отказывает. Оттого мне так и жарко. Почка не работает, и весь это ужас разливается по моему организму… Надо что-то делать. Девочку надо как-то спасать… Но как?!

Наверное, я периодически отключаюсь. Мне-то кажется, что я все время говорю с Лешкой, но вдруг ловлю себя на том, что какая-то часть его передаваемой по телефону погони выпадает из моего сознания. Только-только они к МКАД подбирались, как вдруг Оленев уже докладывает:

– К какому-то дачному поселку приближаемся.

Или поселок этот всего в нескольких километрах от города?

– Понтовый поселок.

– На Рублевке других нет, – еле-еле выговариваю я.

Живот болит, будто внутри что-то разрывается. Девочка не шевелится. Лоб горит, горят щеки, горит все тело. Проезжающие мимо машины не останавливаются. Или они просто не понимают, что сидящее в сугробе существо пытается голосовать.

И что делать, я не знаю. Маринку украли. А я привыкла при малейшем волнении звонить своей милой докторше. Но мобильные Марины и Ланы перестали работать сразу после похищения. Встроившись в погоню за «Шевроле», я еще пыталась набирать их номера. Один раз показалось, что я услышала голос Ланы, но потом на все мои попытки раздавалось лишь механическое: «Номер вызываемого вами абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Попробуйте позвонить позднее»…

Еще один провал во времени. И снова с трудом различаю очередной Лешкин доклад, доносящийся из трубки мобильного, висящей на привязанном к моему запястью ремешке.

– Дача какая-то. Огроменный забор с бронзовыми львами. Кажется мне, я забор этот уже когда-то видел, не могу только вспомнить, когда… Гады эти на своем «Шевроле» уже скрылись. Как теперь за тот забор пробираться… Эгей! Савельева, ты меня слышишь? Ни фига себе! – по-мальчишески, почти как Димка, присвистывает в моем телефоне Лешка.

От боли я уже плохо соображаю, что происходит, но, собрав последние остатки трезвомыслия, чтобы не пугать опального олигарха, гонящегося за моими же знакомыми, совершенно чужими ему Маринкой и Ланой, выдавливаю из себя подобие вопроса:

– Что у вас там?

– У нас тут Ларионов.

– Кто?! – не понимаю я.

– Андрей Ларионов. Актер. Как там его величают? «Великий Ларио! Первый актер поколения». Пока в Бутырке сидел, по телевизору фильмов его насмотрелся, и ток-шоу, где поклонницы по нему с ума сходят. А ты еще говорила, за твоими несчастными подружками и погнаться, кроме нас, некому. Звезды театра и кино готовы взламывать чужие высоченные заборы в поисках твоих подруг… Женька, ты меня слышишь? Женька-а-а! Жень!

Но я уже не слышу. Резкая боль снова пронизывает спину и живот. Мобильный выпадает из рук, и я медленно оседаю в ставший вдруг черным снег, на котором… стоит Никита.